Когда трибунал, который вот-вот вынес смертный приговор сам в полном составе был отправлен под трибунал, они просто не могли поверить своим ушам, слыша слова генерала Чистякова.
«Расстрелять, только не этого 18-летнего пацана, а тех, кто вынес ему приговор», — в ярости сказал генерал после своего небольшого расследования.
Что же такого обнаружил Иван Михайлович, что привело его в ярость и побудила бросить всех представителей трибунала за решётку?
Генералов времен Великой Отечественной войны некоторые историки пытаются изобразить примитивно и одинаково. Дескать, все они безропотно старались выполнять любые прихоти Сталина и его окружения, и для выполнения даже самых абсурдных приказов солдат не жалели абсолютно.
Безусловно – были и такие, но много было и тех, кто душой болел и за страну, и за своих людей. И мог, например, накричать на Сталина ради отстаивания обороноспособности СССР. Или, подобно знаменитому генералу Чистякову, мог ради спасения солдатской жизни отправить под трибунал … сам военный трибунал!!!
Но что же заставило этого уважаемого в войсках генерала пойти на такой выходящий из ряда вон шаг?
Предельная справедливость
То уважение, которое заслужил в вооруженных силах генерал Иван Михайлович Чистяков, отчасти основывалось на его глубоком чувстве справедливости. Которое он не стеснялся демонстрировать и во время службы, и уже на пенсии.
Одним из ярких примеров этого стала история, когда А.В. Александров, руководивший армейским ансамблем песни и пляски, получил в разгар непростого для Союза 1943-го года генеральское звание. И это в тот момент, когда в жестоких боях гибли тысячи героев, многие из которых так и остались неизвестными массам, и защищали они родину вовсе не красивыми голосами и не эстетичными танцевальными па.
Чистяков открыто критиковал подобное решение – ну как в такое время можно вручать генеральские погоны командиру плясунов?
Генерал – это руководитель на поле боя, а чем руководит Александров – не видевшими реального сражения свирепыми боевыми барабанщиками? Да, руководитель ансамбля фактически тоже служит в армии, и да – его деятельность тоже имеет значение. Но максимум для него – это полковник. Но не генерал же…
С течением лет эта его черта никак не изменилась. Уже будучи пенсионером, он не просто возмущался вручением Брежневу маршальских погон, но и не боялся делать этого публично. И говорил, что такой шаг дискредитирует это высочайшее воинское звание и делает его не почестью, а позором, а сам факт такого присвоения – абсурд и несправедливость.
Военный трибунал: грань между необходимостью и совестью
Война стала временем, когда худшие черты некоторых людей проявились открыта и без малейшего стеснения. И речь не только о дезертирах – свое должны были получить всевозможные мародеры и трусы, дезертиры и паникеры, насильники и убийцы.
Да, их нужно было наказывать с максимальной строгостью – иначе дисциплину было не удержать в тех рамках, которые требовались для победы. Но и перегибать было недопустимо – вынесение строгих приговоров требовало проведения хотя бы простейшего, но все же следствия.
Но случалось, что подобные трибуналы комплектовались не побывавшими в сражениях офицерами, которые могли реально оценивать происходящее, а теми, кто даже не бывал на передовой. Но такие непобывавшие как раз и демонстрировали дичайшую строгость, даже не напрягаясь вникнуть в то, что произошло. И Чистякова как реального боевого генерала такое положение вещей даже не расстраивало – бесило.
Как не странно, но не только его одного. Военная коллегия того времени выступала резко против такого шквала смертных приговоров, значительную часть которых ее члены считали абсолютно неоправданными. И много раз в направляемых на места письмах эта Военная коллегия выдвигала настоятельные требования пересмотреть популярную среди полевых трибуналов политику расстреливать по любому поводу.
Даже в период тяжелейшего для страны 1942-го года этой Военной коллегией было отменено аж 65% процентов заочных расстрельных приговоров – или с полной их отменой, или с отправкой дел на доследование. И коллегия настаивала на том, чтобы вместо расстрелов осужденные отправлялись бы на активные участки фронта, а с проявивших себя на фронтах хорошо судимость снималась бы в принципе.
И в один не слишком прекрасный для трибунальщиков день они перешли ту черту, которую генерал Чистяков согласен был терпеть. Трибунальный председатель принес для подписи Чистякову приказ на высшую меру наказания для совсем юного, 18-летнего, «дезертира». И дело было не просто расстрельным – а с расстрелом перед строем своих же сослуживцев.
Чистяков посмотрел на возраст солдата и потребовал положить рядом с приказом материалы дела. Дескать – покажите, что вы выяснили и как, и откуда такая мера наказания для совсем еще «зеленого» пацана. Но Председатель трибунала заявил, что тут нечего расследовать было – и без этого в деле кристальная ясность.
И тут генерала перемкнуло. Впоследствии, в своих мемуарах, он поделился своей глубочайшей неприязнью к таким расстрелам. Потому что – ну это совсем еще пацаненок, что он в жизни видел? Только родную деревню и десять верст вокруг нее. И вот из этой глухомани его выдергивают, дают винтовку и кидают в пекло фронта без малейшего обучения или подготовки.
Ну и как по-вашему – ему не страшно? Да там любому станет страшно!
Чистяков не постеснялся признаться, что в самых первых своих сражениях, еще будучи молодым солдатом, он точно так же в панике убегал от взрывов и снарядов. Это тот самый инстинкт, против которого очень трудно переть – потому что он глубже и мощнее, чем любая логика и любые приказы. Чтобы переломить его – нужен опыт, которого у молодого солдата просто-напросто нет!
Так что отсутствие материалов расследования стало для генерала последней каплей. Не потрудились расследовать? Ладушки – поедем вместе в часть и там во всем разберемся! Председателя сажают в генеральскую машину, всех остальных членов трибунала – в другую, которая должна ехать следом. И вперед – на передовую, выяснять!
Красиво бегущий трибунал
Но передовая – это не тыл, там стреляют. И по дороге машины попали на простреливающийся фашистами участок как раз в момент активного его обстрела. Генерал уверенно поехал дальше – ему обстрелы были не впервой. Но, добравшись до места, вторую машину он не увидел.
Ну нет – так и нет, председатель-то при нем. И они выяснили, что для солдата, которому вынесли расстрельный приговор, это реально был первый бой, и он просто не совладал с паникой. Причем – не один, побежали и более закаленные бойцы. Вот теперь – разобрались, решил Чистяков, а теперь поедем обратно, обсудим произошедшее. А заодно выясним, куда делись доблестные и суровые члены военного трибунала из второй машины…
И по возвращении выяснилось удивительное – трибунальщики были уже «дома» и спокойно попивали чаек в тепле и безопасности. Вот и чудненько, сказал Чистяков, арестовать их! За что?! – возопили бравые вершители солдатских судеб. Дык за дезертирство и трусость! – сообщил им генерал.
И на пальцах разъяснил шокированным любителям чая на войне, что если они оказались под обстрелом – то это не «ай-ай-ай!», а бой. И в этом бою они генерал Чистяков, который едет в первой машине – это не «да ну его!», а командир. И если вторая машина развернулась и поехала обратно на чаепитие, то это – самое непосредственное бегство и оставление командира на поле боя. А за такое в армии что? Вот, правильно – за это расстрел перед строем, вы же лучше других это знаете.
Какое-то время вся компания членов военного трибунала провела в тех самых камерах, куда отправляла собственных подследственных. И сделала для себя правильные выводы. Потому что генерал их, разумеется, выпустил и к своей работе вернул. И что показательно – ни единого расстрельного приговора этот трибунал больше не приносил ему на подпись до самого завершения войны.
Вот такая вот история, друзья. Кажется, мудрее и справедливее генерала будет сложно отыскать, согласны? Ставьте палец вверх, если вы того же мнения, ну и если вам понравилась моя сегодняшняя статья, разумеется.