Олеся Железняк известна зрителям по работам в кино и сериалах «Ландыш серебристый», «Моя прекрасная няня», «Сваты»… Сейчас актриса служит в театре «Ленком Марка Захарова», много снимается и воспитывает с мужем, актером Спартаком Сумченко, четверых детей. В интервью Вячеславу Манучарову для проекта «Эмпатия Манучи» заслуженная артистка России откровенно рассказала про прерванное общение с родственниками на Украине, про работу с Владимиром Зеленским, а также о поездках в госпитали к нашим воинам.
Про Зеленского
«Мы с ним снимались в фильме «8 первых свиданий», «Любовь в большом городе». Мы лично знакомы, общались на уровне съемочной площадки, разговаривали, шутили. У меня нет ответа на вопрос, что с ним произошло. Это какой-то другой человек. Тогда, в прошлой жизни, он мне казался веселым. Я даже не могла помыслить — да и никто не мог помыслить, что будет происходить то, что происходит. Когда он стал президентом, мы в своей артистической среде, наоборот, думали: «Ой, здорово! Это же Володя Зеленский. Он же и русских любит». Он и говорил-то всегда по-русски. Я же ездила сниматься к ним в передачу «95-й квартал». Они там все говорили по-русски. И вот потом я вижу их ожесточенные выступления — что-то про бога, про нашу русскую церковь… Это было очень жестоко и зло. Для меня видеть это было просто убийственно. Я думала: «Как это могло вообще произойти?! Как это случилось?!» У меня нет ответа…»
Про украинские корни
«Я считаю, мы вообще один народ. Мои папа и мама с Украины. Бабушку и дедушку по папиной линии я уже не застала живых. По маминой — бабушка Оксана, которую я застала уже старенькой. И мы ездили в деревню — это мазанки и вот это вот все… То есть это настоящая Украина, как «тиха украинская ночь». Все мои родственники — украинцы. Я — украинка, но я — русская. Я — русский человек, и во мне течет украинская кровь. И, конечно, сейчас мне невероятно больно».
«Но вот они мне закрыли въезд на Украину. И что же это получается? Я не смогу прийти на могилу к свои бабушке и дедушке? Ну как это?! Кто-то взял и своей волей, своим росчерком сказал: «Все. Тебе туда нельзя». И вот я даже думаю про Володю Зеленского: «Неужели ты так решил, своей волей, что я не могу на могилу своих предков?» Это как может быть?»
«Так получилось, что я ни с кем из моих друзей, родственников на Украине не общаюсь сейчас. Но я очень надеюсь, что наступит время, когда мы обнимемся с ними. Там мои двоюродные братья и сестры, мои троюродные родственники. Но сейчас такой момент — мы не можем услышать друг друга. После начала СВО были какие-то попытки общения, но с их стороны они были в основном обвинительные… Сейчас нет общения, и мне тяжело от этого. Они постоянно говорят все ровно наоборот, даже понять не могу — ты говоришь: день, а тебе отвечают: ночь. Ты: это солнце, а тебе: нет, это луна. И от этого начинаешь просто сходить с ума, потому что невозможно найти никаких точек соприкосновения. А от того, что ты не рядом, ты не можешь человека встряхнуть, взять за руку и сказать: «Смотри, это я!» Я расстраиваюсь, это какое-то бессилие. Остается только молиться… Но нам важно не закрывать свое сердце, все еще вернется, друзья вернутся. Я верю в это, потому что ничто никуда не исчезает. Надо все это пережить и важно не озлобиться».
О коллегах из Украины
«Мне рассказывают, что кто-то из «Сватов», с кем мы снимались, что-то нехорошее говорит, поливает нас грязью. Но я стараюсь не вникать в подробности, чтобы в меня это не попало, и не начал раскручиваться этот маховик злости и взаимных претензий. Стараюсь относиться к этому, как к какому-то заболеванию этих людей. Человек слабый, он не может порой справиться со своими эмоциями…»
«Когда мы снимались, были счастливые времена… Что с ними там произошло — это какой-то морок. Объяснить это невозможно. Я больше скажу… Еще в 2021 году в запрещенной соцсети, листая ленту, я вдруг вижу многих людей знакомых с Украины в вышиванках… Машу Ефросинину, с которой мы снимались в фильме «Чудо». Мы с ней прекрасно дружили… Он все приезжали, мы радовались… И вот 2021 год, я листаю их фото в вышиванках и вижу подписи: «День независимости Украины!» Они так радуются, все красивые… А я думаю: «А что за праздник такой? Что они все так радуются? Какой повод?» Начинаю рассуждать: а какой независимости? От кого? И меня пробивает мысль: что же это получается, они празднуют независимость от… меня. А чего же они так радуются? Разве я была им так неприятна все эти годы, когда мы так любили друг друга, так общались?… И думаешь: а когда же была правда? Я-то от них независимость так не праздную… Я-то была рада быть с ними вместе всегда».
Про отмену 9 мая на Украине
«Смыслы очень важны. Когда мне кто-то говорит про 9 мая: «Ну какая разница, пусть будет праздник 8 мая». Нет! Есть разница. Есть вещи, про которые нельзя сказать «какая разница». 9 мая — это 9 мая. Когда говорят: «Ну мы чуть-чуть сдвинем его, а потом чуть-чуть сдвинем Рождество…» Потом вот это чуть-чуть сдвинем, потом вон то… А потом — какая разница: мама и папа или родитель 1 и родитель 2… Нет! Это вещи принципиальные. Когда у тебя нет мамы и папы, у тебя нет Родины. Одно цепляет другое…»
«То, что Зеленский отменил 9 мая на Украине, — мне это больно. Я никогда не приму никакие их объяснения. Потому что для меня 9 мая — это 9 мая, и для моих детей это так. Это для меня константа. В церковном календаре, например, есть праздники постоянные, а есть переходящие. Те, которые постоянные, они только так и никак по-другому. Вот и с 9 мая так же».
Про выступления в госпиталях
«Говорят: не дай бог жить в эпоху перемен… Но мы сейчас в ней живем, живем в этом девятом валу. И надо постараться остаться человеком. Мы дважды отыграли спектакль в госпиталях, были еще частные поездки — просто общение с солдатами, с воинами. И еще мы были с «Ленкомом» в госпитале в Красногорске на 9 мая с концертом. Я сама напросилась, чтобы спеть песню, поздравить и ребят, и медперсонал. У меня уже был давно такой внутренний запрос — чем я могу помочь, как я могу быть полезной? Не могу устраняться от того, что происходит, и хочу в минуты тяжелых испытаний быть со своей страной, со своей Родиной, со своей семьей. Впервые это произошло благодаря моему театру «Ленком», мы привезли в госпиталь спектакль «Под одной крышей». Это особая ответственность — выступать перед людьми, которые вызывают огромное уважение. На войне ведь мало притворства… Там нет неверующих людей, потому что, когда остро стоит вопрос о жизни и смерти, полагаться, кроме как на бога, больше не на кого… И вот, когда мы играли, я видела перед собой людей на колясках… Мне было важно, как они будут нас воспринимать… Спектакль «Под одной крышей», он про жизнь, про наше поколение, про женщин… Артисты ведь всегда чувствуют, понимают, какой сегодня зал. И я понимаю, что они все реагируют так тонко! Они считывают такие вещи, которые обычные люди просто не замечают. А эти ребята в госпитале так тонко настроены! Когда закончился спектакль и включился свет, я увидела их лица… Я ощущала огромную благодарность за то, что у меня была возможность перед ними выступить».
«А ещё там, в госпитале, я поняла — какие же лица у воинов! У них не лица — лики. Такое простое, спокойное лицо, как будто он понял что-то такое, к чему я только иду, стремлюсь понять… В их лицах нет ничего лишнего, только благородство души. Я смотрю на них, как на иконы. Они воины, они защищают… Когда мне говорят: они убивают, отвечаю, у нас всегда были войны и воины. А Георгий Победоносец? А Александр Невский? Они воины, они стоят на страже Отечества».
«Я разговаривала с ребятами-воинами. В них нет ненависти. Никто не желает смерти украинцам. Я не слышала это ни от кого… Они мне говорили: «Мы бережем людей, мы бережем мирных людей». И я знаю, что это так и есть. Потому что я видела этих ребят. Я даже не могу слушать, когда говорят, что наши ребята насилуют… Я к этому отношусь, как к ереси. Это может сказать только нездоровый человек, а поверить в это может только еще более нездоровый человек».
Аргументы и факты – aif.ru, Яндекс.Дзен